Друзья действительно выглядели унылыми и напуганными. Даже Демьян — что уж говорить об Алисе. И как Валерка не старался поднять им настроение, ничего не получалось. Спутники его бодрый вид воспринимали, скорее, как браваду, или думали, что он просто недостаточно хорошо представляет, что их ждёт. Поглядывали на князя с жалостью и сочувствием. А рассказать, отчего он так спокоен, Птицын, конечно, не мог — не в присутствии посторонних.

«Ну, вот и увидел столицу», — печально думал Валерка сутки спустя, разглядывая проплывающие за решёткой окна виды. Много таким образом не увидишь, но Птицыну в любом случае не нравилось. Возможно, тут сыграли роль обстоятельства посещения, но столица казалась парню слишком хаотичной, многолюдной и не очень чистой. Какие-то пыльные закоулки, ямы на дорогах, а пару раз карета проезжала даже мимо тел. Птицын искренне надеялся, что тела пьяные, а не мёртвые, но уверенности не было.

Столичные жители — те, кто встречал арестованных, парню тоже не сильно понравились. Впрочем, это было как раз вполне ожидаемо. Кареты въехали на территорию, арестованных выпустили. Птицын, изрядно утомлённый долгой поездкой в тесной карете, вышел, не без удовольствия потянулся. Тюрьма выглядела… как тюрьма. Кажется, такие заведения выглядят примерно одинаково в любом из миров и в любом из городов. Мрачное здание серого кирпича — пять этажей, решётки на окнах. Двор совершенно пустой, покрытый серой же брусчаткой, и окружённый серой каменной стеной с пиками наверху. Царство серого, иначе не скажешь.

Валерка оглянулся, пересчитал своих — все на месте. С Демьяном, Алисой и Глебом они и не расставались, а вот Андрей Иваныч и Лёха-вурдалак ехали в другой карете. Птицын немного переживал, что они по дороге «потеряются», но обошлось. Кареты с другими пленниками — яломиште — ещё только въезжали во двор, и Волк Истомич не стал ждать, когда заключённых выгрузят. Видно, чтобы не возникло каких-нибудь конфликтов.

Чиновник, который принимал новых постояльцев тюрьмы, первым делом отчитал Волка Истомича:

— Лейтенант, вы что себе позволяете? Это что за самоуправство⁈ — строго выговаривал невысокий лысоватый мужчина в сереньком пиджаке. — Во-первых, потрудитесь объясниться, почему у вас арестованные не в кандалах? Особо опасные преступники разгуливают, как свободные люди!

— Они дали честное слово, что не будут пытаться сбежать, — пожал плечами лейтенант. — Поскольку устав требует не применять физического воздействия к подозреваемым сверх необходимого, я посчитал кандалы излишними.

— Вы ещё и позволяете себе что-то считать⁈ — разорялся чиновник. — Ваша работа — не считать, господин счетовод, а выполнять приказы! Я буду требовать, чтобы ваше поведение было рассмотрено компетентными лицами. Под трибунал пойдёте! Здесь пахнет сговором с арестованными. Чем они вас подкупили⁈

Волк Истомич вспыхнул, и, похоже, едва удержался, чтобы не ударить чиновника. А тот, чувствуя безнаказанность, глумился над лейтенантом вволю. Впрочем, долго наблюдать за безобразной сценой арестованным не пришлось:

— Эй там! Этих — в кандалы и по камерам, — в какой-то момент чиновник решил прерваться, чтобы исполнить свои обязанности. Откуда-то появились шустрые работники и деловито принялись исполнять приказ. Валерка не сопротивлялся — подставил руки, терпеливо дождался, когда на них защёлкнут браслеты. Было неловко перед друзьями. «Мне-то что? Так, лёгкое неудобство, — рассуждал Птицын, — А для них опять специальное оборудование. С серебром и железом». Однако сделать пока ничего было невозможно. Впрочем, Валерка надеялся, что долго неудобства терпеть не придётся. Чего точно не собирался делать проводник — так это впадать в отчаяние. Настроение было скорее боевое. Парень чуть подрагивал, но не от страха. Обычный мандраж, как перед дракой. «Очень любопытно, что они для нас подготовили. И что они будут делать, когда мы тут всё к чертям разнесём? В конце концов, этим-то я не обещал не пытаться сбежать!» Парня не расстроил даже тот факт, что всех арестованных заставили переодеться. Взамен привычной одежды выдали тюремные робы — и тоже серые, как всё в этой тюрьме.

— Ничего-ничего, — приговаривал главный конвоир, раскладывая перед шестёркой заключённых просторные штаны и рубахи, — Всё чистенькое, всё мягонькое. Неношеное! Так что никакого ущерба чести. Зато и нам никаких сложностей. Всякие талисманы и прочие амулеты не пронесёте. А мы вам ваши наряды потом непременно вернём, ежели, конечно, будет приказ вас выпустить! Ничего себе не прикарманим. Всё под опись, вот, извольте убедиться!

Немного подпортил настроение тот факт, что их развели по отдельным камерам. Взгляд, которым его проводила Алиса перед тем, как их с ребятами увели куда-то на верхние этажи, больно резанул душу. Как будто последний взгляд утопающего.

— А вам, господин проводник, дорога под землю, — ехидно ухмыляясь, прокомментировал один из конвоиров. — Вы не думайте. Кто-кто, а мы знаем, как правильно обращаться с любыми заключёнными! У нас не сбегают! И вы не сможете. Вам ведь нужно, чтобы было куда переходить, а под землёй убежать некуда. Это здесь у нас подземные казематы, а на той стороне ничего подобного не наблюдается.

— В самом деле? — полюбопытствовал Валерка. — А как давно вы проверяли? Просто Москва в верхнем мире нынче совсем не та. Метро вот, например, построили — это такая подземная железная дорога, по которой ездят поезда и возят людей из одного конца города в другой.

— Не переживайте, проверяли, — хмыкнул тюремщик. — У нас и недотыкомки есть, так что к вашему приезду всё подготовили. Заранее сообщили, что скоро новый особенный постоялец появится!

— Это когда ж вы успели? — искренне удивился Птицын. Парень и не надеялся на московские подземелья, просто хотел подколоть спесивого конвоира, да вот, не получилось.

— Так почитай уж полторы дюжины дней к вашему появлению готовимся! — гордо сообщил конвоир.

«А вот это офигеть как интересно, — Валерка был по-настоящему ошарашен. — То есть начали к моему прибытию готовиться ещё до того, как эта самая комиссия ко мне выехала. Забавно. И обидно. Ладно Максимилиан — он с самого начала вёл себя, как последняя сволочь, а вот в Радее Тихославовиче я, похоже, ошибся. А он мне так понравился! Эх, мог бы догадаться, что хорошего человека в свинью превращать не станут!»

Тюремщик похоже сообразил, что сболтнул лишнего, потому что резко перестал быть говорливым, и дальше шли в молчании. Погремев ключами, конвоир распахнул решётку, за которой оказалась винтовая лестница — Валерке такие всегда нравились. Стоит по ней чуть-чуть пройти, и начинает казаться, что ты попал в какую-то бесконечность — спускаешься, спускаешься, а вокруг ничего не меняется. Лестница в казематы столичной тюрьмы, впрочем, и здесь выделилась — Валерка в какой-то момент начал подозревать, что она действительно бесконечная. Они с конвоирами спускались, спускались, а лестница так и не кончалась.

— Что, пробирает? — снова разговорился главный конвоир, — Вот то-то! Цените, господин проводник, как мы тут постарались для таких-то преступников!

Говорил конвоир с такой гордостью, как будто это подземелье копал он лично. Ну, или как минимум, кто-то из его предков.

— Скажите, уважаемый, а вы к какому народу принадлежите? — спросил Птицын, чтобы отвлечься. Да и действительно интересно было — он таких ещё не видел. Вроде люди, как люди, но маленькие, сутулые, мордочки остренькие, глазки чёрненькие. Пальцы длинные, а вместо ногтей — коготки. В общем, Валерка даже не удивился, когда конвоир гордо ответил:

— Крысодлаки мы! Поколениями при нынешней тюрьме подвизаемся!

— Ух ты! — восхитился Птицын. — Я таких, как вы прежде не видел! А вы в крыс можете оборачиваться?

— А вот тут ошиблись вы, господин заключённый, — хихикнул тюремщик. — Оборачиваться мы умеем в людей. А естественная форма у нас как раз крысиная.

— Ого! Любопытно было бы на неё посмотреть, — вырвалось у Птицына.

— Ещё насмотритесь! Мы, знаете ли, предпочитаем в ней и находиться. Это для того, чтобы конвой осуществлять, нужно людьми перекидываться, а чтобы сторожить — то лучше всего в привычном виде!